По ту сторону. Детектив - Маргарита Макарова

– На вот, сделай глоточек. Чай сладкий. Красавица ты. Ну не расстраивайся. Бог посылает тебе испытания, значит любит тебя.

Вот только бреда этого мне и не хватало. Ничего себе утешение придумала! Безглазая королева красоты! Шрамированная! Руки в поперечных шрамах! Вряд ли эти порезы заживут без следа.

– Зато жива, – ответила на мои мысли старушенция.

Она поднесла стакан к самому моему рту. Я глотнула. Вместе с горячей жидкостью по пищеводу побежала теплая надежда на жизнь. Иллюзия безопасности проникала в меня вместе с ласковым голосом этой женщины, заботливыми руками медсестры, теплой сладкой кашей и ароматным чаем. Это было блаженство.

– А что же это у тебя за порезы на руках. Дорогуша, как насечки на березе, чтоб сок слить по весне. Кто же тебя так?

Голос санитарки вернул меня к реальности. Я резко отдернула руки и опрокинула кашу.

– Кто ж тебя так запугал. Как котенок с отрезанным хвостом. Ну молчи, молчи.

Она стала торопливо собирать постеленное полотенце, чтобы не дать каше запачкать белье.

Я спрятала руки под одеяло.

– Можно мне рубашку с длинными рукавами? – я опустила глаза и старалась не смотреть на добрую санитарку.

– Боишься. Принесу.

В этот раз она не была многословной, но меня удивило, что она тоже прочла мои мысли. Неужели они так элементарны, и все читается на моем одноглазом лице.

Шуршание ее шагов вернуло меня в палату. В руках у нее была рубашка и халат.

– На вот, твое все выбросить хотели. Юбка, правда, почти целая осталась. А кофточка вся была порезана. Вот смотри.

В другой руке у нее оказался пакет. Она подала его мне. Я даже не сообразила, так быстро все произошло, что я делаю. В руках у меня оказалась черная кофточка. Рукава ее были все изрезаны, запекшаяся кровь делала ее жесткой. Юбка была почти целая. Белье тоже. На мгновение я застыла с грязными тряпками в руках. Мельчайшие подробности ярко и отчетливо встали передо мной. Как говорят в таких случаях, перед моим мысленным одноглазым взором прокрутилось все с самого начала. Надо было что-то делать. Но что?

– Спасибо вам, я зашью, – я сунула свою одежду в мешок и бросила пакет рядом с кроватью.

– Деточка, я постираю. Хочешь, помогу зашить. Ты в этом хочешь уходить отсюда?

– Да, я зашью, сейчас так модно, – прошептала я. – Это ничего, ничего.

Я с трудом сдерживала слезы. Плакать одним глазом – это уже не смешно. Санитарка взяла пакет и снова зашаркала из палаты. Я опять осталась наедине с двумя молчаливыми сопалатниками и их капельницами.

– Здравствуйте, – в дверях показался щуплый и невысокий мужчина. – Следователь Потапенко. Сергей Леонидович.

Он проговорил это еще в двери и лишь потом подошел к кровати. Круглые очки в черной оправе висели на его курносом носе.

– Рассказывайте, что произошло. Список ранений мне уже передали.

Уютно устроившись на кровати, Потапенко достал блокнот и приготовился записывать.

– Я не знаю, – пробормотала я. – Они были в масках. Помню только, подошли у дома.

– Что, по улице в масках ходили? – недоверчиво уставился на меня сквозь очки маленький человечек.

Я остановилась и посмотрела на него. Жуткая мысль, что я зря начала рассказывать все этому чужому службисту, вдруг отчетливо обнажила безнадежность моего положения.

– Нет, на улице они не были в масках, – продолжила все же я. – Они что-то вкололи мне. А потом били, когда я очнулась. У них там камера была, они на пленку все записывали, понимаете? Они снимали фильм. Я так думаю, это снафпорно.

Меня прорвало. Я старалась как можно быстрее и полнее рассказать все, что со мной произошло.

– У какого дома? Адрес свой назовите, пожалуйста.

– Не совсем у дома, у метро. А потом стали резать мне руки. Вот, видите? Я протянула ему руки и подняла рукава больничной рубашки. – Видите? Чтоб кровь пустить, а потом он мне свой член в лицо сунул, И я его откусила.

– Да погодите вы, я ничего не понимаю, – Потапенко дотронулся до моей руки. – Давайте по порядку. Лучше будет, если вы будете отвечать на мои вопросы. Насколько я знаю, изнасилованы вы не были, – проговорил он недоверчиво, уткнувшись в свой листок. – Даже раздеты.

Я замолчала и уставилась на него. Что может сделать милиция? Эти бандиты вряд ли оставляют следы для таких вот щуплых и неторопливых следователей. Кажется, он даже не хочет услышать то, что я говорю.

– Что произошло после того… погодите-ка, погодите-ка… Вы говорите, что откусили ему член?

Потапенко смотрел на меня во все глаза. Его губы стали расплываться в улыбке.

– Вы мне не верите?

– Вы употребляете наркотики?

– О чем тогда говорить! Зачем вы тогда спрашиваете, если не верите мне? – мне казалось я начала орать, но услышала лишь шипящие звуки, вырывающиеся из моих окровавленных и запекшихся губ.

– Может, я сама себе выбила глаз и потыкала ножичком во все части тела?

– Все раны у вас не смертельны. Врачи сказали, что такое чувство, что кто-то просто наносил вам порезы для мазохистских упражнений. Только чтобы кровь пустить.

– И выбили глаз? – я снова стала говорить спокойно, и голос вернулся ко мне. – Как легко говорить о чувствах, когда они не твои.

– Так, ладно. Как вы оказались здесь?

– Они сбросили меня в речку. Тут недалеко.

– Как сбросили? С моста? – Потапенко завис с ручкой над блокнотом.

– Нет, под мостом. Заехали под мост и сунули меня в воду.

– Почему же они не убили вас?

– Они думали, я уже мертвая. Или решили, что я утону.

– А вы не утонули?

– Как видите. У меня разряд по плаванию.

– И сами дошли до больницы?

– Да, я поплыла к мосту, и вышла. Они не могли меня уже видеть за поворотом и мостом. А тут, я знала, есть заводская больница.

– Откуда вы знали, что тут есть заводская больница?

– Черт возьми! – закричала я снова, и мой голос снова пропал. – Я тут комнату снимаю. Через железную дорогу, прямо напротив метро, – все это начинало меня уже злить.

– Ваше имя и место рождения? Адрес. Адрес в Москве.

– Марина Гринкович. Родилась в Белоруссии. Поселок Негорелое. Под Минском. Снимаю квартиру. Проезд Стратонавтов, дом 13.

Я тут же пожалела, что назвала ему свое настоящее имя и адрес в Москве. Он ничего не сможет сделать, и уж тем более не сможет защитить меня от этих убийц. Лучше было бы исчезнуть, как будто я умерла.

Он аккуратно записал все в блокнот.

– А теперь спокойно все мне расскажите. Они подошли к вам у метро? Кто – они?

Я вздохнула. Теперь уже все равно. Расскажу ему все.

– Девушка. Я разговаривала по телефону. И вдруг кто-то уколол меня. Я почувствовала укол в плечо и обернулась. Рядом со мной стояла девушка и улыбалась. Она подхватила меня под руку и стала что-то говорить. Взяла у меня из рук мобильник. Дальше я помню смутно. Помню машину скорой помощи. Меня туда затащили.

– Кто? Девушка вас туда затащила?

– Девушку помню отчетливо. Но с другой стороны был парень. Его я уже почти не помню. Очень плохо.

– Хорошо, что было дальше?

– Очнулась я в комнате. Горели прожектора. Они будили меня ударами по лицу. Я видела камеру. Она работала.

– Откуда вы знаете, что она работала?

– Там лампочка есть такая. Видно, когда работает. Да что вы меня за ребенка держите?! – снова сорвалась я. – Там оператор стоял! Он еще орал, что ему завтра камеру на Ботаническую отвозить! Трое в масках и кожаных ремнях стояли предо мной. Один стал мне вот эти порезы делать. Резал и резал.

– Зачем он наносил вам эти поверхностные порезы? – Потапенко скептически посмотрел на меня. Видно было, что он не верит ни одному моему слову. Его недоверие разозлило меня не на шутку. Теперь, когда не нужно было притворяться и ловчить, когда не нужно было подделываться под чужое мнение и оценку, я, наконец, могла говорить правду, говорить то, что думаю, без оглядки на профессора, жениха, мать, квартирную хозяйку. Его дело – верить и что-то делать, или ухмыляться и бездействовать.

– Спросите у них, когда найдете. Хотя, сомневаюсь, что с таким отношением к людям и делу у вас что-то получится! – голос вернулся ко мне, и я закричала это на всю палату. – Откуда я знаю? Может у них сценарий такой. Парень за камерой сказал что-то о трех часах, вроде. Потом другой, с акцентом, сунул мне член в лицо и сказал, чтобы я сосала.

– Погодите, погодите… Чем они наносили эти порезы?

– У них был ножик. Знаете, такой маленький, для кухни, с зазубренным лезвием.

– Значит… сначала они не били вас, а только резали?

– Только… Это вы хорошее слово подобрали. Да. Только резали.

– Хорошо. Что было дальше?

– Дальше, я же говорю, я откусила и с силой рванула его пенис. Там только клочок кожи остался.

– Да ладно вам, – Потапенко замер. Ручка его застыла в воздухе.

– Рассказывать дальше, или с врачами сходите проконсультируетесь?